— Твое? — спросил заметивший это Феклистов. — Тогда спрячь. Но не здесь. Я не хочу видеть в кабинете продслужбы ни одной посторонней вещи. Найду — сожгу.
С этими словами он швырнул на кучу пачку писем, полученных Шаховым из дома и хранившихся в столе. Шахов промолчал.
— Ё-о-о… — протянул вдруг Дыбенко, разглядывая вынутую им из шкафа электробритву.
— Что случилось, Коля? — обернулся Феклистов.
— Гребаный же ж ты придурок! — зарычал Дыбенко на Шахова. — Да кто ж тебе, пидорасина ты уродская, разрешил пользоваться моей электробритвой?! — Он еще раз осмотрел внутренности бритвы и побагровел от злости. — Ну ладно, пользуешься уже втихушку, ну возьми ж ты почисти ее после этого!.. — Он защелкнул электробритву и бахнул ею Шахова в лоб. — Понимаешь ты это, дебил тупорылый, или нет?! Что ж ты за чмо такое, в самом-то деле?! Тебя что, мама в детстве не учила за собой убирать? Даже собаки не гадят где нельзя!
Он опять стукнул Шахова электробритвой по голове. Шахов отшатнулся.
— Тихо-тихо, Коля, — предостерегающе произнес Феклистов, — полегче, а то писарек наш заикаться начнет.
— Не начнет, блин, а начнет, так хоть, может, думать будет иногда!
— Погоди, может, он не знал, что она твоя…
— А чья?! — взвился Дыбенко. — Чья еще здесь может лежать бритва?! Маршала Соколова?
— Мало ли…
— Шура, ну ведь достал же уже придурок этот!.. — в голосе Дыбенко появились нотки отчаяния. — Ну, может, в роту его вернем, да и дело с концом, а? А взамен возьмем себе какого-нибудь толкового, шарящего парнишку, чтоб с головой дружил и без всяких там чмырных мулек? А, Шура?
— Посмотрим, — неопределенно ответил Феклистов. — Может быть.
Он подошел к стене и стукнул в нее кулаком.
— Чего? — донеслось с той стороны.
— Широков! — позвал Феклистов. — Сюда иди. Секунд через десять дверь кабинета распахнулась и зашел Костя Широков.
— Костя, это ты сегодня первому танковому в бане белье меняешь? — спросил у него Феклистов, косясь на недовольно что-то бормочущего Дыбенко.
— Я.
— Шахову сегодня в бане дашь комплект белья получше, понял? Я с начвещем договорился.
— Знаю, он говорил.
— И возьми с собой нулевое хэбэ… — Феклистов бро-счл оценивающий взгляд на Шахова, — сорок шесть, рост третий. Дашь Шахову после бани. А то если ему сейчас дать с собой в баню, то заберет или стянет кто-нибудь. Добро?
Широков смерил Шахова с ног до головы презрительным взглядом и, помедлив, нехотя кивнул.
— Хорошо, спасибо.
Костя вышел. Хлопнула дверь вещевой службы.
— Все понял? — спросил Феклистов. Шахов молча кивнул.
— Ну и ладно. Значит так, нам с прапорщиком надо в корпус съездить по делам. Наведи здесь порядок, да не забудь повыгребать из своих ящиков крошки и мусор. Баня — после обеда. Смотри, не пролети с этим мероприятием.
Он схватил недовольно ворчащего прапорщика Дыбенко за обшлаг и потянул из кабинета. Шахов без эмоций смотрел вслед, пока их голоса и шаги не стихли где-то внизу. Потом закрыл дверь изнутри и принялся за уборку.
Пообедав последней заначенной банкой перловки, Шахов посидел в нерешительности минут пятнадцать, потом равнодушно почесался и начал одеваться. Кбгда он уже затянул бушлат ремнем, в кабинет вошел капитан Феклистов.
— Готов? Шахов кивнул.
— Хорошо, иди. Твоя рота уже строится внизу. Феклистов отступил, пропуская Шахова на выход, но вдруг коротко матернулся и схватил его за погон.
— Погоди-погоди, солдат.
— Что, товарищ капитан? — непонимающе оглянулся Шахов.
— Ты че, забил на меня, да?
— Нет, — испуганно мотнул головой Шахов, — ни в коем случае. А что такое?
— Что такое? — переспросил Феклистов. — Ты что, забыл, что я тебе сказал по поводу твоих бумажек? — он взял с шаховского стола оброненную тем тетрадь «Daybook» и, широко размахнувшись, швырнул ее поверх головы Шахова в коридор. Тетрадь по-голубиному затрепетала страничками и спикировала где-то у лестницы.
— Все, выметайся, — сказал Феклистов, выставил Шахова за порог и закрыл за ним дверь.
Шахов подобрал дневник и засунул его под бушлат. Потом, глубоко вдохнув воздух в легкие, начал спускаться по лестнице.
Сослуживцы отреагировали на появление Шахова по-разному. Когда командир первого взвода старший лейтенант Седых, заметив Шахова в коридоре, презрительно улыбнулся и сказал: «А, вот и наш штабной танкист», — кто-то выругался, кто-то громко обозвал Шахова чмырем, кто-то передал привет его вшам, но большинство тупо стояло в строю, глядя сквозь писаря совершенно равнодушным взглядом.
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, — отдал честь взводному Шахов.
— Здравия желаю, товарищ придурок, — козырнул ему в ответ Седых и обернулся к старшине: — Чередниченко, урода — в строй. Пора выдвигаться.
Старшина молча ухватил Шахова за шиворот и воткнул в строй между сержантом Бариновым и сержантом Джабаровым, сухим жилистым азиатом с нехорошим взглядом.
— Привет, штабная сука, — прошипел Баринов, ткнув кулаком в шаховские почки.
Команда «Шагом марш!» избавила Шахова от необходимости как-то реагировать на такое приветствие.
Рота вышла из казармы и, скверно держа строй, проследовала к КПП, где ждал сто тридцать первый бортовой «ЗИЛ». По дороге к воротам Шахову не давали скучать ни справа, ни слева, даже сзади какой-то черпак, фамилию которого Шахов не помнил, а кличка, кажется, была «Лафет», то и дело пинал его по ногам. Когда рота прибыла на КПП, Шахов себя довольно паршиво чувствовал. Но как оказалось впоследствии, это были только цветочки. Роту загрузили в кузов штабелями, и тяжелый «ЗИЛ» с натужным ревом тронулся с места. Всю дорогу до бани Шахова били руками и ногами. Он упал куда-то вниз, к борту и из-за тесноты уже не мог подняться, а человек пять — все, кто мог до него дотянуться, — гарцевали на нем, как жеребцы на ипподроме.